До этого: *Набережная*

Ошеломленный едва сдерживаемой страстностью Александра, истерзанный ласковыми прикосновениями рук, губ, такими настойчивыми, умелыми… Ёширо, утопающий в нежности, что-то шептал, прижимаясь к Маэстро, кусая зацелованные губы и краснея под любопытными взглядами юной Фери, сидящей рядом с водителем. Ками-сама, да что со мной? Самурай таял в ощущениях, не решаясь прервать ласки Фэриартос.
Когда машина подъехала к особняку, Ёширо буквально рухнул в объятия Александра, открывшего перед ним дверцу. Ночь была в самом разгаре, и особняк пустовал, не смотря на плохую погоду, покинутый детьми Фэриартос до утра. Маэстро практически нес самурая по лестнице, не разжимая кольца нежных объятий ни на секунду. Лишенные свидетелей, не замечавшие никого и ничего вокруг, вампиры добирались до покоев Маэстро целую вечность, останавливаясь через каждые несколько шагов и замирая в осторожном, почти невесомом поцелуе. В спальне Александр наконец то отпустил Кадаверциана, который тут же скинул промокшую и ставшую тяжелой куртку, и прислонился к стене, тяжело дыша и пожирая художника глазами. Казалось, что чем дальше от него руки  Маэстро, тем тоньше становится нить, связывающая Ёширо с этим миром. Сам того не замечая, самурай с каждой секундой все больше покорялся магии Фери, не оставляя себе даже крошечной лазейки к отступлению.
-Александр...- Тихим, прерывающимся шепотом позвал самурай, протягивая Маэстро руки. -Не отпускай меня...

Отредактировано Ronin (2008-11-15 22:00:54)

Когда сильные руки скульптора сомкнулись на тонких запястьях, что-то в этом подчиняющем жесте, и в кристально-холодных искорках, промелькнувших в фиалковых глазах, насторожило Ёширо. Но не настолько, чтобы отстраниться. Самурай, надеющийся, что ему всё же показалось, нахмурился, с дрожащих губ уже был готов сорваться протестующий стон, но Александр был настолько нежен и осторожен, что Кадаверциан  успокоился и полностью погрузился в круговорот ощущений, щедро даримых Фэриартос. Острые, как тонкий стилет клыки, погрузившиеся в его плоть медленно и аккуратно, вызвали к жизни природную страстность, и теперь она кипела внутри Ёширо раскаленной лавой, заживо сжигая и требуя выхода. Самурай не стоял на ногах, сползая по стене вниз, забывал дышать, балансировал на грани, умело ведомый мастером. Тянулся губами к желанным губам и выгибался, прижимаясь к Александру всем телом. Самураю хотелось стать глиной. Мягкой и податливой глиной в чутких руках великого творца. Вкус собственной крови на его губах, запах его кожи, осторожные, такие волнующие прикосновения острых клыков. Ёширо чуть слышно стонал, растворяясь в удовольствии и желании. Желании быть с ним, чувствовать его каждой клеточкой разгоряченного тела, подчиниться, поддаться, впустить в себя… Словно прочитав во властном взгляде невысказанный вопрос, самурай подался вперёд, проводя языком по клыкам мастера, хрипло выдыхая в самые губы:
-Ещё…

Браслеты защелкнулись. Карие глаза Некроманта на миг полыхнули кошачьим зеленым. Ронин попытался вырваться. Но тщетно… Стройное, полностью обнаженное и такое беззащитное в оковах тело вытянулось в струну, напряглось, в ожидании боли. Практически распятый на постели, тяжело дышащий от бессилия и гнева, от осознания того, что его опять обманули, Ёширо бессвязно шептал:
-Нет… Александр, пожалуйста, не надо…
Но Маэстро и не думал причинять Ёширо боль. То, как Александр двигался, то как дотрагивался до Ёширо, больше было похоже на демонстрацию ещё одного вида искусства Фери. Искусства любить. Опытные ладони мастера ласкали так умело… Дикий контраст между нежностью и насилием дарил такие невероятные ощущения, что у Ёширо, одурманенного запахом и вкусом крови, стекающей с губ мастера, закружилась голова. Приоткрытые губы самурая, жадно ловили каждую каплю, тонкие пальцы цеплялись за  шелковые простыни. С жаром отвечая на безумные кровавые поцелуи, самурай зарывался лицом в роскошные локоны Маэстро, вдыхая аромат «Rush», смешанный с собственным ароматом Александра. Ёширо смотрел на Маэстро и любовался им. Ему так хотелось провести ладонью по белоснежной коже Александра, легко пробежать пальцами по мускулистому животу, задевая пряжку ремня.
-Сними наручники. Я хочу обнимать тебя, когда ты будешь…- Ёширо не договорил, вместо слов, он чуть выгнулся, приподнимая бедра.

О, Ками-сама, что он делает! Я же сейчас кончу... Прямо в этот идеальный рот… Такого кощунства Ёширо не мог себе позволить. Но попытаться хоть как-то отвлечься от неземных ощущений не получалось. Наполненные желанием глаза Александра завладели разумом Ёширо и не отпускали. Горячие ладони обнимали так страстно и бережно… Губы… Эти губы казалось были созданы для того, чтобы дарить наслаждение. ...Высвобожусь и отомщу тебе за всё! Мой прекрасный Маэстро...
-Александр… Ммм… Александр…- Измученное изощренными ласками тело, с готовностью отзывалось на малейшее прикосновение. Напряженные мышцы горели огнем. Ёширо потихоньку сходил с ума, впиваясь ногтями в простыни, выгибаясь навстречу соблазнительным губам мастера, запутываясь между реальностью и сном, в котором существовал единственный для него повелитель, имя которому… -Александр…

Отредактировано Ronin (2008-10-28 21:25:11)

Самурай стонал и метался на постели, зарываясь лицом в простыни. На миг приподнимал голову, рассыпая по подушкам водопад темных волос и бросая на Александра испепеляющий взгляд из под полуопущенных, блестящих от слез ресниц. Переставал дышать, когда осторожные пальцы Маэстро находили особенно чувствительную точку на изнывающем от желания теле. Проводил языком по пересохшим, искусанным губам, в ожидании поцелуя. Шептал проклятия, шипя словно дикая кошка и умолял о пощаде, захлебываясь в очередном стоне. Александр доводил Ёширо до самой грани, и прерывался, растягивая удовольствие. Самурай молил, чтобы эта пытка закончилась, тело просило, чтобы не заканчивалась никогда... Тонкая лента на его теле… Я не выдержу больше… Я сойду с ума…
-Нет, Александр, только не так…- Самурай задыхался, не имея возможности вырваться, или хотя бы ослабить натяжение оков. Даже простенькое заклинание Кадаверциан, позволяющее избавиться от плена не складывалось, ускользало… Затуманенный наслаждением разум пылал, взгляд карих глаз не мог сфокусироваться ни на чем, кроме лица Александра, и это было очень странно… Настолько странно, что Ронин, начиная осознавать, что попал в хитро расставленную ловушку, до боли стиснул зубы и сделал последнюю, неудачную попытку вырваться, выкручивая  руки и раня тонкую кожу на  запястьях…
В увлажненных слезами глазах, обращенных на Александра, застыл полный отчаяния немой вопрос: «Почему?»

-Да я скорее умру, чем буду просить тебя о чём-либо!- Ёширо изнывал от всепоглощающего, разрывающего изнутри желания, но упрямо рычал, гневно сверкая глазами. -Ты! Ты обманул меня… Ах…- Очередное прикосновение горячего языка к чувствительной коже, и самурай забился раненой птицей в руках Маэстро. Мучительное желание с новой силой захлестнуло Кадаверциана. Желание принадлежать. Вопреки здравому смыслу, вопреки вопящему об опасности разуму, безнадежно угасавшему вместе с остатками сил, тонувшему в темно-лиловом властном взгляде Александра. Ёширо не совсем понимал, где находится. Что из происходящего в этой удушливо-влажной постели, наполненной острым запахом собственного разгоряченного тела, бред, а что правда. …Нет, это не может происходить на самом деле. Я наверное просто брежу. Да, верно, у меня горячка. Я валяюсь сейчас где-нибудь под дождем и у меня температура… Напряжение достигло пика, наслаждение граничило с болью, напряженные мышцы, все ещё не оставлявшего попыток вырваться самурая горели огнём, ласковые прикосновения не успокаивали, а лишь добавляли мучений. …Не могу больше. Всё, либо я сдамся сейчас, либо потеряю сознание… Ёширо застонал, умирая от собственного бессилия и ненавидя в этот момент своё тело, жаждущее продолжения, и тихо, чуть слышно, задыхающимся шепотом произнёс:
-Александр, пожалуйста…- И, видя, что прекрасный мучитель намеренно проигнорировал его шепот, не сдерживаясь больше крикнул:
-Да возьми же меня, чёрт тебя побери! Доволен? Я прошу… Я прошу… пожалуйста…

-Мм… Александр…- Самурай больше не кричал. Сил хватало только на прерывистый, жаркий шепот и тихие стоны. Ошеломленный происходящим, Ёширо затих и больше не пытался вырваться. Только расширенные зрачки и инстинктивные попытки свести вместе дрожащие колени, в моменты, когда ласки становились особенно настойчивыми и дерзкими, выдавали волнение Кадаверциана. Ронин утопал в потоке нежности и страсти, исходящих от Александра, растворяясь, теряясь в бездне новых, таких ошеломительных ощущений. Маэстро, будучи хозяином положения, совершенно не стесняясь, методично изучал каждый миллиметр его тела. Играл с ним, доводил до пика желания и давал краткую передышку, чтобы возобновить мучения с новой силой. Осознание собственной беззащитности и невозможность освободиться от разрывающего изнутри желания слились воедино, добавляя и без того слишком откровенным ласкам Фэриартос, ещё большую чувственность.
Ёширо, распластанный на постели, безоговорочно сдался, открылся весь, без остатка… Александр почти добился поставленной цели: Где-то на границе затуманенного сознания самурая, промелькнула мысль, что если теперь лишить его прикосновений этих рук, губ, этого взгляда, то он умрет тут же, не поднимаясь с постели.
-Александр, я не могу больше… Умоляю, возьми меня…

Казалось, запас эмоций Ёширо на сегодня был исчерпан - до такой степени чувственными и невыносимыми были изощренные ласки Фери. Но, небольшая передышка, и тело самурая вновь потребовало продолжения. Не взирая на абсурдность происходящего, а то, что происходило, уже давно перестало быть «по обоюдному согласию», Ёширо с каждой минутой все больше привязывался к своему мучителю…
Короткий крик, закушенные до крови губы, молниеносная вспышка боли, и ни с чем не сравнимое наслаждение, многократно усиливающееся при одном только взгляде на совершенное лицо Александра, светившееся желанием. На округлый, подбородок, чуть подрагивающий, когда губы Маэстро невольно приоткрывались в хищной улыбке. На кончики острых клыков, проблескивающих на вдохе. На идеальной формы брови, сосредоточенно сведенные так, что между ними пролегла милая, едва заметная складка. На темно-фиолетовые радужки внимательных, насмешливых глаз, в глубине которых клубилась едва сдерживаемая страсть.
Самурай, погружаясь в бездну этих глаз, невольно залюбовался прекрасным мужчиной, так властно и в то же время бережно овладевающим им.  Ёширо влюблялся. Влюблялся без всякой магии и без надежды на спасение…

Томительное ожидание опустошающей, лишающей разума развязки. Невыносимо… Мучительно невыносимо… Невозможно… Снова дразнящие, а затем уверенные и глубокие движения Александра, поддавшегося, наконец, собственному желанию. Влажные губы мастера, искаженные легкой судорогой наслаждения. Глаза Маэстро, впервые испытывающего оргазм с мужчиной, и громкие стоны Ёширо, на долгие мгновения выпавшего из реальности…
Самурай задрожал, изогнулся, насаживаясь на член любовника до предела, откидывая голову назад и вгрызаясь клыками в пропитанные потом и умопомрачительным запахом желания простыни. Снова мучительный стон:
-Ал... Александр…- Самурай бурно кончил через несколько секунд после любовника, измождено выкрикивая его имя. Мысли улетучились, вытесненные эпитетами, которые Ёширо тщетно пытался подобрать к тому, что сейчас произошло: Феерично, прекрасно, волшебно и нереально… Тело, поддерживаемое мастером, казалось невесомым. Ёширо долго не мог придти в себя, и только тихо постанывал, стараясь выровнять дыхание.
…Александр… Мой Александр…

…Зря ты это сказал… Ох, зря… Ещё минуту назад Ёширо, разомлевший от полученного удовольствия, был готов простить Александру и свои вынужденные мольбы, и оковы, воспринимаемые как элемент игры. Он даже готов был признать, что прекрасный мастер, понемногу начинавший заполнять пустоту в сердце Некроманта, был прав, сковывая его на время любовных утех. Наслаждение, испытанное Ёширо с Маэстро, трудно было с чем-либо сравнить. Ощущения, подаренные Александром, трудно было выразить словами. Кадаверциан бросил взгляд на лицо мастера, такое соблазнительное сейчас, с легким румянцем на щеках, с чуть замутненными, потемневшими почти до черноты от плещущего через край удовлетворения, густо-фиалковыми глазами, влажно сверкавшими из-под легкой, золотистой паутинки ресниц. Полные, совершенной формы приоткрытые губы, с видневшимися за ними белоснежными кончиками таких опасных клыков. Дивного цвета локоны, падающие на высокий лоб Фери, оттеняли бледную кожу, придавая всему облику Александра чарующую притягательность. ...Нереальный, неземной. Ты так дьявольски прекрасен… И я бы мог полюбить тебя. Да кого я обманываю? Я уже полюбил тебя… Зачем ты все испортил, любимый?
С другой стороны, сегодняшней встречи на набережной, могло бы не быть, и тогда самурай, в одиночестве и отчаянии вглядывающийся в темные воды реки, к утру бы точно решился. Так что, в итоге, не все ли равно, сколько раз он обманывался? Очередной обман, лишь ненадолго продлит мучительную агонию, только по ошибке называемую «жизнью».
Ёширо закрыл глаза, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать больше. Самурай попытался отстраниться от Александра, но оковы мешали, и он смог лишь отвернуться и тихо, безжизненно-равнодушно прошептать:
-Делай что хочешь…

Цепи, удерживающие Кадаверциана исчезли, и самурай в ту же секунду оказался сверху Александра, мёртвым захватом впечатывая мастера в кровать, и с удовольствием отмечая, что нечеловеческая сила и реакция, многократно умноженные долгими тренировками, никуда не делись.
-Ты так уверен, что наручники, это именно то, что сделает меня счастливым? Ты меня плохо знаешь.
Ёширо сильно, до хруста в суставах сжал запястья Александра и склонился над ним, щекоча дыханием губы Маэстро. Карие глаза, наполненные гневом и страстью, на мгновение встретились с холодными фиалковыми, и самурай, одурманенный магией Фери, отвёл взгляд, понимая, что ничего не сможет сделать мастеру. Рука не поднимется. Александр - распластанный под ним, сиреневоглазый ангел, такой невинный и безобидный на первый взгляд, такой прекрасный, искушающий обманчивой беззащитностью… Ёширо коснулся губами столь желанных губ, провел по ним языком, чуть раздвигая, завоёвывая чужую территорию, обжигая мастера страстностью, выпивая весь воздух из легких. Так целуют, когда прощаются навсегда… Наконец, самурай со стоном сожаления разорвал поцелуй и, отпустив Александра, чуть пошатываясь встал с постели.
-Я ухожу!- Безапелляционно заявил самурай, тщетно борясь с головокружением и безумным, внушенным магией Фэриартос желанием остаться, верным псом броситься мастеру в ноги, целовать его колени и любоваться, как на самую прекрасную статую Будды…
Кадаверциан оглядел комнату в поисках своей одежды. Настороженно озираясь, все еще не выпуская мастера из виду, сложил пальцы в привычном жесте вызова катаны… но, с кончиков пальцев сорвалась лишь пара искр, а руку до плеча пронзила острая боль. Раздосадованный собственным бессилием Ёширо поднял на Александра усталый и обреченный взгляд.
-За что ты меня так унижаешь?

Отредактировано Ronin (2008-11-03 11:17:24)

-Ками-сама! Ну при чём здесь совесть…- Самурай прекрасно понимая, что за сегодняшнюю ночь, гордый Фэриартос и так позволил себе слишком много компрометирующих признаний, чуть смягчил свой гнев. По крайней мере, физического сопротивления Ёширо больше не оказывал, но все равно, увлекаемый мастером в ванную комнату, продолжал сердито огрызаться.
-Я не щенок. Меня нельзя подобрать на улице и посадить на цепь, просто потому, что тебе захотелось иметь в доме красивую игрушку. Ты не имел права мешать мне, убить себя…
Самурай злился, но воздушная, лёгкая, словно шлейф дорогих духов магия Фери продолжала ненавязчиво обволакивать Ёширо, запуская невидимые щупальца в самое сердце, заставляя его раскрыться и довериться. Робкое, не до конца осознанное, только начинавшее зарождаться чувство вспыхнуло ярким пламенем, подогретое сводящими с ума поцелуями и вводящим в транс, спокойным голосом Александра. Ёширо, словно безвольная кукла, оставил всяческие попытки к сопротивлению, утопая в бездонных сиреневых омутах глаз и безропотно позволяя Маэстро делать с ним все, что захочется. Много времени не потребовалось... Стоя под теплыми струями воды, дрожа и прижимаясь к Александру, словно к самому родному существу на земле, самурай теряя голову от нежности, тихо, на грани слышимости прошептал:
-Александр…Я люблю тебя…

Александр Данвиль Мело, Глава Клана Искусства, избалованный вниманием и восхищением сотен и сотен поклонников и поклонниц, стоящий перед ним на коленях и вытирающий его полотенцем. И при этом, выглядит так, как будто это самое приятное, что он делал в жизни. Александр, казалось, специально играл на контрастах, мгновенно переходя от властной настойчивости, почти жестокости, к невероятной нежности и заботе. В голову самурая закралась мысль, что он не просто пленник. Не просто очередная прихоть Маэстро, а нечто гораздо большее. …Я влюбляюсь в тебя, ты, древний, эгоистичный самодур. Чёрт, я и правда влюбляюсь в тебя… Ёширо опустился на пол рядом с Маэстро, выдернул из его рук полотенце, отбросил в сторону и, поймав прекрасное лицо ладонями, нежно поцеловал. Восхищенный взгляд Кадаверциана скользнул по шее, ниже, задержался на груди Александра покрытой искрящимися капельками воды, на маленьких, аккуратных бусинах сосков, вниз, по линии ребер в пах...  Руки самурая теперь были свободны, и он, наконец-то, с удовольствием запустил тонкие пальцы во влажные локоны мастера, чуть оттянул его голову назад, целуя белоснежную кожу на груди, спускаясь ненасытными губами к напряженным соскам, ловя их языком и дразня горячим дыханием. Провёл ладонью по животу и стройным бедрам Маэстро, наслаждаясь шелковистостью кожи и совершенством линий. Наконец, чуть утолив терзающую его всё это время жажду прикасаться к Александру, Ёширо бережно обнял Маэстро и прижал к себе. За это время он не проронил ни слова и только тяжело дышал.

-Позволь мне хотя бы одеться. Я не наложник, чтобы разгуливать голышом в присутствии твоих слуг.- Тонкие брови самурая упрямо сошлись на переносице. Он все еще был рассержен, хотя злился теперь больше на себя, нежели на Александра. На теперешнего Маэстро, резко переменившего стиль поведения, целующего так нежно, прикасающегося так заботливо и чувственно, просто невозможно было сердиться. А вот на себя - да. Тем более что самобичевание, было излюбленным занятием самурая. Ёширо корил себя за то, что так легко попался, и одновременно благодарил всех богов за этот плен, позволяющий просто расслабиться в бережных руках сильного и уверенного мужчины и насладиться им в полной мере. Самурай чувствовал себя Шахерезадой из «Тысячи и одной ночи». …Что ж, если воспринимать это как небольшой отпуск, все не так уж и плохо. В конце концов, когда-нибудь я ему надоем, и он отпустит меня. Но, вот смогу ли я уйти? Ёширо всматривался в теплые фиалковые глаза, улавливающие каждое его движение, каждый вздох, ненавязчиво и внимательно следившие за ним, и с ужасом понимал, что не сможет…